Сегодня не имеет значения, какая у вас специализация. Гинекологи, неврологи и пластические хирурги выходят на борьбу с коронавирусом вместе с терапевтами и инфекционистами. Мы собрали истории женщин-врачей, которые каждый день находятся на этой передовой Пандемия коронавируса захватила планету, и главными солдатами на этой войне почти во всем мире стали женщины. Только в России 71% врачей и более 95% среднего медицинского персонала — именно женщины. Шведская принцесса София окончила ускоренные трехдневные курсы по подготовке вспомогательного медперсонала и теперь работает в стокгольмской больнице Софиахеммет. А на обложках таких журналов, как Vanity Fair и Grazia, появляются женщины-врачи, ведь они и есть настоящие герои нашего времени. 
Forbes Woman поговорил с пятью медиками, которые рассказали, в каких условиях сейчас работают. Найти героинь для этого материала оказалось непросто: многие боятся что-либо рассказывать о текущей ситуации и о том, как с ней справляется система здравоохранения. Мы благодарны врачам, принявшим участие в подготовке текста, за их ежедневный труд, смелость и то, что они нашли время, чтобы рассказать нам о своей работе на передовой борьбы с коронавирусом. Что сегодня происходит в больницах и с какими трудностями приходится сталкиваться каждый день?
Анна Сергеева, акушер-гинеколог, ГБУЗ МО МГКБ (Мытищи)
Когда началась пандемия, я была в декрете — моему ребенку всего шесть месяцев. Поскольку я состою в рабочих чатах, где общаюсь с коллегами, я видела, что ситуация накалялась. Я написала, что в случае жесткой нехватки персонала готова выйти и помогать, и через 10 дней мне позвонили из отдела кадров. Невозможно оставаться в стороне, когда понимаешь, что люди заболели, а им некому помочь. Я акушер-гинеколог, но сейчас работаю терапевтом. У меня были 36-часовые курсы по коронавирусной инфекции, я работала под руководством врачей-терапевтов и пульмонологов, которые были при отделении. Они стали моими учителями. Когда я поступила в больницу, терапевт в ужасе схватился за голову, никто не ожидал, что на подмогу пришлют непрофильных специалистов. Уже на четвертый день я вела пациентов сама, сегодня под моим наблюдением находится 21 человек — это пять палат. Я работаю в отделении, где лежат пациенты с легкой и средней степенью тяжести. Моя смена начинается в 8:00. Конечно, шлюзов (для дезинфекции. — Forbes Woman), как в Коммунарке, у нас нет. Это нереально, потому что больница изначально не такого уровня. У нас организован «санпропускник». В первом помещении мы снимаем всю верхнюю одежду. Далее нам измеряют температуру. Информация записывается в журнал, врач эпидемиолог все контролирует. Нам выдают костюмы, бахилы, шапки, респираторы, очки. Потом мы проходим в другую комнату, где переодеваемся, и проходим в красную зону. Рабочий день официально длится до 16:00, но мы уходим и в 8, и в 10 вечера. Мы пытаемся аккуратно носить костюмы, так как понимаем, что новых уже может не быть, стараемся экономить. Если костюм по окончанию смены нигде не порвался, его автоклавируют (обработка материалов горячим паром при повышенном давлении. — Forbes Woman), и мы используем их повторно. Маски тоже попадаются сшитые вручную, но они все проходят дезинфекцию. Постоянно хочется пить, за день я прохожу более 15 000 шагов просто по этажам. Руки все красные и потрескались, мою их по 155 раз на дню. В ординаторской мы все же снимаем маски, потому что быть в них весь день — невыносимо. Нас кормят три раза в день. Тех, кто не может изолироваться от семьи, селят в гостиницу неподалеку. Мы работаем на износ. Не хватает санитаров, медсестер — младшего и среднего персонала, потому что кто-то сбежал и уволился, а кто-то заболел. Поэтому если я несусь по коридору и вижу, что капельница закончилась, то я ее сниму. Или могу перестелить белье какой-нибудь бабушке. Так сделает любой врач, мы не брезгуем работой. В отделении находятся врачи разных категорий и специальностей, здесь нет рангов: неважно, кандидат вы медицинских наук, заведующий отделением или врач без категории — мы все вместе, и взаимопомощь проявляется во всем. Мне кажется, что после всего пройденного с этими людьми я буду дружить всю жизнь.
Камила Туйчиева, руководитель приемного отделения клиники «К+31» (Москва)
В начале марта больница в Коммунарке вместе с Московской городской больницей № 52 первыми приняли на себя удар. На странице Дениса Николаевича Проценко в Facebook я увидела, что им нужны волонтеры. Записалась через волонтерский центр и уже через пару дней в свой выходной приехала в Коммунарку на первое дежурство. Нас встретили очень радушно, провели подробный инструктаж. Я хотела понять, с чем столкнулся мир, что в действительности происходит и как с этим работать. После дежурства я сдала тест на коронавирусную инфекцию, он был отрицательным, и я продолжила работать на своей основной работе. Спустя две недели наше руководство объявило, что правительство города попросило наш стационар стать одним из тех, кто будет принимать пациентов с коронавирусной инфекцией. Поэтому опыт работы в Коммунарке мне очень пригодился. За неделю мы превратились из обычного госпиталя в инфекционный, перестроили всю логистику движения, построили новые стены, поделили лифты на грязные и чистые, перекрыли всю вентиляцию. Нам повезло, что все палаты у нас одноместные, и в каждую отдельно подается кислород. В клинике 72 палаты и сейчас все они заняты. Медперсонал живет в отеле, который безвозмездно предоставил один из пациентов нашей клиники. У нас организованы трансферы от отеля до клиники. В 7:30 мы приезжаем на работу, и у нас есть 30 минут, чтобы переодеться и подготовиться к смене. В первые дни лицо от постоянного ношения маски было буквально стерто. Поэтому мы придумали наклеивать патчи под глаза и централизованно закупили их на всю клинику. Мы работаем по 12 часов, с перерывом на час. Кто-то надевает памперсы — все шесть часов первой половины смены нет возможности пойти в туалет, ведь все придется с себя снимать, а средства защиты надо экономить. Поэтому утром я пью максимум один стакан воды. Но мы готовы работать в любых условиях. После смены мы идем в душ, полностью меняем весь комплект одежды, ужинаем и едем в отель. На следующее утро все повторяется. Первые пациенты поступили 13 апреля. Как руководитель приемного отделения, сначала я занималась госпитализацией и сортировкой больных. Сейчас мы заполнены, и теперь я работаю врачом одного из отделений стационара, веду шесть пациентов. Наши люди довольно странно реагируют на меры, вводимые правительством. Почему-то появилось очень много бегунов, которые раньше никогда не занимались спортом. Люди выходят куда-то без крайней необходимости, а потом заражают родных. К примеру, у нас сейчас лежит четыре семьи. Понятно, что мы не сможем целый год сидеть дома, но самоизоляция и направлена на то, чтобы мы все не заболели одновременно. Неизвестно, сколько это продлится. Надеюсь, что недолго.
Елена Каширина, пластический хирург, ГКБ № 40 (Коммунарка)
В обычной жизни я работаю пластическим хирургом. Когда я поняла, что ситуация с вирусом становится серьезной, я не смогла остаться в стороне. Спрашивала у знакомых медиков, где нужна помощь. Мне хотелось хоть как-то помочь людям, которые борются за здоровье людей в это тяжелое время. Так я попала волонтером в Коммунарку. Можно сказать, что я работаю на подхвате — помогаю как врачам, так и среднему медицинскому персоналу. Работа начинается в 8:00 с заходом в чистый шлюз. Я полностью облачаюсь в защитный костюм и иду туда, где не хватает рук. У меня нет своих пациентов. Есть такое понятие «ятрогения» — это когда врач ненамеренно может нанести вред пациенту. Я хирург, я не могу вести пациентов с данным заболеванием, это не мой профиль. Хоть я и знакома со всеми протоколами лечения, у меня нет соответствующего опыта. Могу помочь в осмотре, заниматься уходом за пациентом, например, кормить тяжелобольных и пожилых. Нельзя прийти на смену и четко понимать, что ты будешь делать сегодня. В день я взаимодействую с 20-25 пациентами. Смена заканчивается в 20:00, а день — сразу, как голова коснулась подушки. Обстановка сейчас тяжелая, персонал очень устал и морально подавлен. Каждый день привозят от 40 до 70 человек, в зависимости от того, сколько пациентов выписано. На освободившиеся койки кладут новых больных. Не хватает времени на элементарные вещи — поесть, сходить в туалет, передохнуть. Я живу одна, поскольку не могу подвергать риску инфицирования своих близких. Ситуация с вирусом рано или поздно стабилизируется. Но «осадок» останется надолго.
Лилия Нуртдинова, врач-невролог, ГКБ им. С. С. Юдина (Москва)
28 февраля один из корпусов нашей больницы в числе первых был перепрофилирован для приема пациентов с внебольничной пневмонией. С 29 февраля к нам начали поступать пациенты с подозрением на внебольничную пневмонию со всей Москвы. Мое первое дежурство выпало на 3 марта, и оно не предвещало ничего хорошего: за сутки я обследовала в приемно-диагностическом отделении 46 пациентов, решая при этом, куда направить каждого. Работая непосредственно по своей специальности (неврологом), я не принимала за сутки более 17 пациентов с инсультами. Никто при этом не освобождается от оформления всей сопутствующей документации по каждому пациенту, это занимает уйму времени. Количество поступающих зависит от наличия свободных мест, но однозначно любое освободившееся койко-место к утру оказывается занятым новым пациентом. При хорошем раскладе иногда я могла пообедать, обычно же в первый раз за сутки я ела не раньше одиннадцати вечера, в то время как заступала на работу в 8 утра. О первом положительном результате анализа на коронавирус у пациентки нашей больницы стало известно 16 марта, поступила она к нам за три дня до этого. Этот случай имел, к сожалению, летальный исход, хоть и не в стенах нашей больницы (тогда пациенты с подтвержденным диагнозом не продолжали у нас лечение). И если до этого все мы все же с некоторым скептицизмом относились к перепрофилированию, то в тот день все поняли: это наша действительность и дальше случаев коронавирусной инфекции будет становиться только больше, и нам придется столкнуться лицом к лицу с этой инфекцией. Позже я перешла на работу в качестве лечащего (дневного) врача и начала курировать пациентов в отделении. День начинается с утреннего обхода пациентов и определения списка выписывающихся больных. Во время обхода, конечно, у каждого есть вопросы об их состоянии, тактике лечения и дальнейших действиях, у всех в той или иной степени отмечается обеспокоенность в связи с эпидобстановкой. Дальше нужно проконтролировать, чтобы пациентам были проведены контрольные исследования и анализы, оценить динамику их состояния, отследить результаты анализов на коронавирусную инфекцию, ответить на вопросы родственников, общение с которыми свелось к телефонным разговорам. Состояние кого-то из пациентов может ухудшиться в течение дня, тогда нужно в срочном порядке перевести его в реанимационное отделение. Все это делается одновременно с получением ежедневно обновляемой информации о ведении пациентов, документации, критериях диагностики, выписки, о транспортировке пациентов в случае их выписки или перевода. Ранее мы при получении положительных результатов анализов должны были в тот же день обеспечить перевод пациентов с коронавирусной инфекцией по линии скорой медицинской помощи в перепрофилированные больницы. Теперь больница обеспечена лекарствами, применяемыми для лечения коронавирусной инфекции, и пациенты с подтвержденным COVID-19 также остаются у нас для дальнейшего лечения. Чтобы принять больше людей, начали строить новый корпус. Конечно, никто из врачей не уходит с рабочего места вовремя, и твой восьмичасовой рабочий день, как правило, затягивается до 10-12 часов, а то и дольше. Да, радует, что позаботились о предоставлении еды персоналу, и мы, приходя домой, можем не думать хотя бы о том, что приготовить на завтра. Пока мы наблюдаем только ежедневный прирост количества заболевших, в том числе в регионах. Уровень оказания медицинской помощи далеко не в каждом регионе схож с тем, что мы можем наблюдать в столице. Это касается лекарств, аппаратуры и средств защиты. Поэтому говорить о благоприятной перспективе пока рано, о неблагоприятной — не хочется. Есть немало подтвержденных случаев среди медицинского персонала. А в нынешних условиях временная нетрудоспособность каждого члена команды приводит к тому, что тем, кто остается в строю, приходится работать больше и тяжелее, ведь на замену прийти некому. Полторы недели назад и у меня появились симптомы болезни, позже я получила результаты анализа, подтверждающие диагноз. Сейчас я нахожусь на больничном, чувствую себя лучше. Надеюсь, что через неделю вернусь к работе.
Дарья Козырева, фельдшер отделения скорой помощи (Владимирская область, Гусь-Хрустальный район)
Моя смена на скорой длится либо 24, либо 12 часов. За сутки выезжаем на порядка 20 вызовов. Мы обслуживаем все вызовы, ведь никто не отменял инсульты, инфаркты и гипертонические кризы. Люди продолжают болеть. С ОРВИ люди стали обращаться чаще, хотя такой же пик был и перед Новым годом. Сейчас если у человека даже небольшая температура, он боится и вызывает скорую. Люди напуганы, чувствуется паника, проявляется это и в вербальной агрессии по отношению к нам. При этом в обычное время все довольно дружелюбны. Если у человека ОРВИ, то мы делаем заявку, чтобы к нему пришел участковый. Он уже делает тест на коронавирус. Мне тест делали только один раз после того, как оказалось, что один из пациентов носитель. Медработники тоже люди, выходить на работу становится все страшнее с каждым днем. Пока у нас есть средства защиты — это респираторы, перчатки, медицинские халаты и шапочки. Потенциально опасен каждый, и если мы можем перенести все на ногах, то как это скажется на наших родных, неизвестно. Моему сыну шесть месяцев, я переживаю, что принесу вирус домой. 
